1863 год на Меншчыне
№117. Мемарыял Сямашкі Аляксандру II ад 26 лютага 1859 г. з уласнаручнай імператарскай рэзалюцыяй
[Арк. 2] Несколько уже десятков лет принято кричать: про Польшу, про ее уничтожение, про ее поглощение Россиею — но многие ли обращали серьезно внимание: где эта Польша, и что она такое? Настоящая, древняя Польша, Польша Болеславов Храбрых, упиралась в Богемские горы и в Саксонию. Столица Великой Польши, Гнезно, ныне в пределах Пруссии. Столица Малой Польши, Краков, в пределах Австрии. Польша по Одеру и Балтийскому поморью давно уже онемечилась. Та же участь, вероятно, ожидала вскоре и остальную Польшу; но ее спасло соединение с Литвою, под одним царственным скипетром Литовского дома Ягеллонов. Удар, нанесенный Тевтонам под Гринвальдом1 совокупными силами Ягайлы и Витовта, остановил на несколько веков напор сюда Германизма; с другой стороны закрытая Литвою Польша отдохнула. Пользуясь пребыванием в своих пределах Царского Ягеллонского дома, Польша приобрела естественно влияние на Литовское княжество. Прежде подрывали власть Литовских князей большею час от часу зависимостью от Польских Королей. После отделили от Литвы к Польше так называемые Русские провинции к Днепру. После соединили Польшу и Литву под одно повременное совещательное и законодательное собрание (сейм). Но все таки не сделали Литвы Польшею. Литва, примкнувшая к Польше, состояла только из Русского и Литовского народонаселения — последнего едва в пятой части противу первого. Поляков вовсе не было. Самые Русские провинции Королевства Польского (Восточная Галиция и часть нынешней Люблинской губернии) имели русское народонаселение. Таким образом, под Польскими Королями едва ли состояла четвертая часть народонаселения Польского, противу русского и литовского народонаселения. Естественно, что первое из сих населений не могло иметь решительного влияния на перерождение двух последних; и всякие покушения Поляков на Русскую или Литовскую народность были отражаемы решительным сопротивлением и даже ужасными кровавыми восстаниями. [Арк. 3] Таким образом, до самого последнего раздела Польши, Русские провинции оной оставались по прежнему русскими и по названию, и по народонаселению; Литва осталась Литвою: с особым Правительством, с особым войском, с особым законодательством и с Русским правительственным языком. Один религиозный Римско-католический элемент приобрел в Литве от Польши некоторую самостоятельность, но и то не во всем населении и в слабой степени — слабость эта обнаружилась легким возвращением на лоно Православия Униатов, трех миллионов в конце прошлого столетия, и полутора миллиона чрез сорок лет после того. Очевидно, что Россия, заняв провинции по Буг и Неман, Польши не коснулась. Она возвратила только древнее свое достояние, достояние Св. Владимира, составившее Литву после Татарского погрома. Настоящая Польша, и даже важные русские провинции разделены между Пруссиею и Австриею. Соответственно характеру Новоприобретенных провинций, Императрица Екатерина управление оными применила к управлению прочими провинциями Империи. Если бы ее система продлилась, то по всей вероятности до сих пор едва ли бы остались в Западных Губерниях и следы чуждых России элементов, за исключением может быть нынешней Виленской и Ковенской губерний. Но воля Императора Павла дала всему обратное движение, так что в Белорусских губерниях, принадлежавших уже двадцать лет к России, должны были изнова учиться и прежнему языку, и прежнему Литовско-Польскому законодательству. Император Александр 1-й, связанный, вероятно, борьбою с Наполеоном, не остановил этой реакции; а напротив, полною доверенностью к Чарторийскому допустил переродиться оной в решительно враждебное направление к России. Прежние училища в Западных Губерниях имели более Римское религиозное, нежели Польское патриотическое направление, и занимались более изучением Латинского нежели Польского языка. Чарторийский, руководимый известным Чацким, преобразовал прежние училища и завел множество новых; в которых, среди Русского и Литовского населения, все науки преподавались на Польском языке; и юношество при умственном воспитании роднилось с Польским языком, с Польскою литературою и с свойственными ей понятиями [Арк. 4] Польского патриотизма. Сей последний распостранялся в особенности посредством Виленского Университета и Кременецкого Лицея, в это же время учрежденных, а также тайными обществами. Наверно можно сказать, что в царствование Императора Александра 1-го число людей, говорящих Польским языком в Западных Губерниях, удвоилось, а патриотизм в исключительно Польской (не Литовской) форме едва ли не вновь образовался в этих губерниях. Этот патриотизм осуществился: в отправлении здешних жителей в Польские Наполеоновские легионы; в сформировании в Литве противу России новых полков в бедственный 1812 год; и в мятеже 1830 года. Должно заметить: что во все эти три эпохи вражда к России кипела всего более там, где успели более восстановить Польский патриотизм. Разумеется, этот патриотизм приобрел более силы, приобрел видимую цель с восстановлением в 1815 году Царства Польского, к которому обратились мечты патриотов — осуществимые или неосуществимые. Император Николай 1-й, тридцатилетними трудами желал показать эти мечты неосуществимыми. Введено в Западные Губернии Русское законодательство, и уже здесь утвердилось. Языком правительственным сделан язык Русский, и прекрасно усвоен уже чиновниками и всеми деловыми людьми. В воспитании подавлено прежнее направление, и со введением в преподавание Русского Языка знание оного распостранилось вообще между называющими здесь себя Поляками, даже между женским полом. Воинские силы из Польских и Литовских сделаны Русскими. Воссоединение униатов уменьшило на половину силу и влияние Римского Католицизма. Благие плоды этих мер не замедлили осуществиться — в щекотливую Венгерскую и в опасную последнюю войну ни в Царстве Польском, ни в Западных Губерниях не оказалось мятежных действий. Какое же примет направление Польский вопрос в настоящее Царствование? Сердце Царево в руце Божией — и будущее одному Богу известно! Но надежды Поляков сильно возродились, и обнаруживается лихорадочная деятельность. Теперь стоит серьозно подумать: утвердить ли на всегда за Россиею плоды трудов Императора Николая или же отдать в распоряжение Польской партии созданное им новое поколение, прекрасно уже служащее в России и для России. Не нужно забывать, что молодое поколение это не довольно утвердилось [Арк. 5] на новом пути, и в руках Польской партии может быть вреднее прежнего по более обширному и специальному образованию. Сохрани Господи различать интересы Царского Дома, Дома Романовых от интересов России, которого она достояние! Величие, слава, безопасность и счастие России, — есть также величием, славою, безопасностью и счастием Царского Дома. Следовательно, не отделяя Русского Царя от Русского Царства, нужно сообразиться: во сколько им полезно или вредно возрождение или подавление Польского элемента. Император Александр 1-й при восстановлении Царства Польского имел, кажется, в виду: тяготеть на Австрию и Пруссию, пользующиеся прежними Польскими провинциями. Это было ошибка. Если-бы и можно было полагаться на Поляков; то Западная Европа, в видах равновесия, никогда не дозволила бы подвигаться России в эту сторону. Разочарование не замедлилось. При первой надобности в Поляках Русскому Царю, при первой возможности восстания, при первом мановении французов: они вооружились в 1830 году на Россию, и много потеряно крови, много истощено достояния, многими пожертвовано политическими соображениями вместо помощи, которой так доверчиво ожидали. Оказалось, что Царство Польское, вместо чтобы быть передовым постом и оплотом для России, есть и будет всегда передовым постом и оплотом для Франции и других наций России недоброжелательных. Стоило ли для этого восстановлять и устраивать Царство Польское? И не лучше ли было бы, чтобы это яблоко раздора осталось разделенным между Австриею и Пруссиею и подверглось их антинациональной разлагающей политике. Может быть, полезнее было бы получить России вместо Царства Польского один Мемель с его маленькою по Неману территориею. Но оставим Царство Польское. Оно должно естественно стремиться к восстановлению своего прежнего быта, на счет своих трех соседей, или быть окончательно уничтоженным. Для России ныне, кажется, важнее Царства Польского влияние его на Западные губернии, а может быть, и далее. Оно запустило сюда глубоко когти и препятствует слитию сих губерний с единокровною Россиею — препятствует общему образовательному духу Государства. Если не прекратить этого влияния, то при всяком удобном случае готовы возобновиться происшествия 1830 года. Нужно помнить, что в это время народ восстал на мятежников и выдавал их Правительству в тех Губерниях, где масса народонаселения Русская, [Арк. 6] Православная; губернии с населением русским Униатским остались мятежу непричастны; и мятеж кипел только в тех местах, где население не русское Римско-католическое, на которое Польские патриоты больше полагались и большее имели влияние. Эти краткие указания на факты, кажется, все об'ясняют. Но как устранить влияние Полонизма в Западных губерниях? Неужели Россия огромною своею благоустроенною и однородною массою не сможет слить с собою единокровные провинции, а напротив дозволит усиливаться в них чуждым элементам; тогда как Пруссия в короткое время успела уже на половину онемечить доставшихся ей на долю настоящих Поляков. Это еще покажется удивительнее, если сообразить слабость этих чуждых элементов в Западных Губерниях. В губерниях сих более шести миллионов Русского Православного народа, враждебного Полонизму; кажется, есть на что опереться России. Здесь же, с небольшим два миллиона только Римских Католиков, и они вообще состоят из Литовцев и Русских совращенцев. Говорящих по-Польски едва наберется всего и двести тысяч, как настоящих Поляков, так выродившихся из Русских и Литовцев. Кажется, ничтожная опора для Полонизма. Действительно ничтожная противу России действующей, — но вовсе не ничтожная противу России равнодушной, дремлющей. Во первых. Эта, повидимому, небольшая фаланга так называемых Поляков состоит исключительно из помещиков и других зажиточных людей, сплочена в одну однородную партию и действует по одной системе, по одному инстинкту. Во вторых. Партия эта посредством Римско-католического Духовенства опирается на два миллиона Литовского народа сего вероисповедания. Совокупность усилий сих двух элементов на поддержание и распространение Полонизма удивительна. Духовенство старается теперь всеми силами, чтобы в приходские училища между литовцами и русскими введен был Польский язык, — а довольно было явиться в Вильне новому периодическому изданию на Польском языке под названием Тека, и все Уездные Предводители Дворянства Западных Губерний приняли на себя труд собирать подписчиков на это издание. [Арк. 7] В третьих. Эта Польская партия полагается на содействие в Царстве Польском и на сочувствие иностранцев, поддерживающих все враждебное России. В четвертых. Эта партия опирается также на Западную Римско-католическую пропаганду, ратующую искони противу Востока. В пятых. Эта партия пользуется, наконец, некоторым сочувствием прочих иноверцев и инородцев в России, пред которыми старается выказать себя жертвою преследования, и даже участием тех из Русских, которые готовы сочувствовать всему иностранному, хотя бы гибельному России. Естественно, это сила не маловажная — и нужно было твердое убеждение, твердая воля Императора Николая, чтобы ее подломать, но только подломать, а не сломать — и уже при самом покойном Императоре эта партия оправилась и противудействовала его системе в чем могла. С чуткостью всякой партии, имеющий в виду не общественные, но собственные интересы, она следила за всем, и если не могла чему воспрепятствовать, то старалась ослаблять или замедлять действие принятых мер. Она особенно умела и умеет устранять и вредить людям, действующим противу ее видов — и неудивительно, что сам Император Николай не имел в Западных Губерниях надежных исполнителей своих предначертаний. Впрочем гражданские меры ясны для Гражданского Правительства, и оные были только, как сказано, ослабляемы или замедляемы; но по церковным делам оказалась настоящая реакция. Больно было видеть недальновидность или недобросовестность людей, правивших сими делами. Они похвалялись, что действуют в пользу Православия, а между тем действовали в видах Римских католиков — и духовенство сего вероисповедания, само собою, теперь сильнее прежнего. Когда Римско-католическое духовенство усиливали, поднимали, духовенство Православное в Западных Губерниях отталкивали, ослабляли. Естественно, что успели парализировать даже Высочайшие повеления, изданные в пользу Православных, — и дерзость Римско-католического Духовенства возросла до того, что покушаются ныне на совращение Православных не уже единицами, но целыми обществами, чего прежде не бывало. Легко предвидеть, что может случиться, если допустить дальнейшую реакцию. [Арк. 8] Пишущий эти строки, благодарение Господу, свободен от чувства недоброжелательства к кому бы то ни было, а тем более к своим собратиям, называющим себя Поляками в Западных Губерниях. Напротив, пишущим это руководствует чувство искреннего к ним доброжелательства. Польша не переделала этих губерний в течении четырехвекового над ними господства. Не переделала их при благоприятных обстоятельствах царствования Императора Александра 1-го. Какие ж есть надежды переделать их в будущем? Усилия в Западных Губерниях горсти называющих себя Поляками — допустим, их двести тысяч (обоего пола с детьми), это все только пятьдесятая часть всего населения — не воз'имеют никогда последствий, о которых они мечтают. Эти усилия будут только поддерживать в Западных Губерниях постоянную тревогу и колебание, которые затруднят всякие начинания на пользу общественную, замедлят благосостояние страны, подвергнут тяжким испытаниям самих деятелей и доставят им только незавидное звание орудий иностранной политики противу России. Неужели не лучше оставить, наконец, мечты, указываемые где то в чуже ложным патриотизмом; не лучше ли соединиться искренно с Россиею, которой они по большей части единокровные дети; не лучше ли слиться с нею чувствами и духом в деле общего благоденствия; не лучше ли соединить свою будущность с этим могучим великаном в мировом его предназначении. О! внуши им, Господи, это спасительное желание и решимость. А как не трудно довершить это дело, на половину уже сделанное Императором Николаем. Нужно только поддержать им учрежденное, с некоторыми, может быть, восполнениями. Нужно обеспечить исполнение дела надежными деятелями — деятелями, которые обладали бы и уменьем и решимостью добросовестных лекарей исцелить радикально застарелые язвы, а не поддерживать их только облегчающими притираньями или прикрывать наружными пластырями в ожидании пока все члены не будут поражены губительною гангреною. Нужно в особенности заявить откровенно тщету усилий Польской партии. Больше всего вредно потворство, оказываемое этой партии. Оно поощряет ее к вредным проискам, [Арк. 9] усиливает влияние ее на равнодушных, заставляет опасаться благонамереных и поставляет в самое тяжелое положение приверженцев всего Русского и Православного. Одна уверенность, что польская партия бессильна у Правительства, уничтожила бы на половину влияние ее в Западных Губернях. Но, сердце Царево в руце Божией! 26 Февраля 1859 года. |
Уласнаручная рэзалюцыя Аляксандра I: | Я не понимаю, чего он хочет, ибо никогда и речи не было и в мысли мои не входило отступать от принятой при батюшке системы, стараться о слиянии в Западных губерн.[иях] польского элемента с русским, но без всяких явных гонений и преследования поляков. А что я католикам не потворствую то это кажется довольно ясно доказано на деле. |
Жандарская контрсігнатура: | Собственною Его Величества рукою написано карандашем: "Я не понимаю, чего он хочет, ибо никогда и речи не было и в мысли мои не входило отступать от принятой при Батюшке системы, стараться о слияния в Западных губерниях польского элемента с русским, но без всяких явных гонений и преследования поляков. А что я католикам не потворствую то это кажется довольно ясно доказано на деле". Генерал-Ад'ютант Тимашев. |